Двадцать первый век уже смело можно считать своеобразным испытанием на прочность всего человечества. Тайфуны, цунами, природные катаклизмы, кроме всего этого еще и пандемия коронавируса заставляет нас по-другому взглянуть на окружающую нас среду, оценить, все ли мы делаем правильно и на самом ли деле природа нам мстит за наши ошибки. Есть еще одна проблема, которая дает о себе знать – в некоторых частях света уже ощущается нехватка питьевой воды. Причем эта проблема ждет практически всех.
О ней лучше все знают люди такой профессии, как гидрология. Эта наука сравнительно молода, большинство крупных достижений в гидрологии было сделано совсем недавно, причем именно для решения конкретных и важных в хозяйственном отношении проблем. При этом – как это ни странно – первые примитивные гидрологические наблюдения люди стали проводить еще в глубокой древности. Жизнь человека вблизи воды, особенно если эта вода использовалась им для орошения полей, во многом зависела от режима водных объектов. Человек вынужден был следить за этим режимом, вести наблюдения. К числу самых ранних гидрологических наблюдений относятся наблюдения древних египтян за колебаниями уровня воды в Ниле с помощью «ниломеров» – первых гидрологических постов. Интересно, что, пусть и примитивно – по нашим меркам, но вопросами гидрологии интересовались Аристотель, Сократ и даже Леонардо да Винчи.
Школа гидрологии в Азербайджане была достаточно сильна; она зиждется на большом опыте, приобретенном еще в советские годы в различных частях некогда большой страны. Но наверняка лучше всех об этом может рассказать руководитель компании «Иглим», доктор философии по географическим наукам Мирзахан Мансимов, который постигал азы гидрологии в Туркменистане и в целом Средней Азии.
– Как вы оказались в сфере гидрологии?
– После окончания геолого-географического факультета Азербайджанского государственного университета почти все выпускники мечтали попасть в арктические экспедиции. Понятно, что нам, южанам, очень хотелось романтики: поглядеть на белых медведей, дрейфовать вместо с айсбергами. Но была еще и тайная мечта – из Арктики
попасть в Антарктическую экспедицию. Но мечта не сбылась, двое из нас получили распределение в Туркменистан, двое – в Астрахань, несколько ребят попали в Западный Сибирь и т.д.
– Наверное, вас постигло разочарование?
– Для разочарования повода не было, потому что нас сразу разбросали по гидрологическим станциям, в основном в районе самой крупной реки Средней Азии Амударьи, которая впадает в Аральское море. Правда, у нас были другие планы, но начальник службы, сам будучи гидрологом, понял нас, отправил на три месяца в экспедицию с условием, что если мы дадим хорошие результаты, нас оставят в центре, не справимся, значит, продолжим работу на станциях. Мы должны были проводить исследования на одном из крупных водохранилищ в Туркменистане, довершить инженерные изыскания и проверять его заиления за прошедший 30 лет. Надо сказать, что нас приняли на работу в качестве стажеров и своей работой мы должны были подтвердить звание инженера-гидролога. Фактически мы должны были подтвердить не только университетский диплом, но и получить новый. Это был очень важный этап в жизни – получить статус инженера. Надо сказать, что нас гоняли практически по всем сферам гидрометслужбы – мы делали все для гидрографии и гидрологии, помогали метеорологом и аэрологом в установки станций, проводили авиаобследования и т.д. Самое интересное в том, что, в отличие от сегодняшнего времени, когда преобладает узкая специализация, тогда преобладал принцип взаимозаменяемости. То есть мы должны были уметь заменить друг друга. А это очень интересно, даже где-то романтично.
– Ну и как, справились?
– Разумеется. Через три месяца наш отчет сдали в Министерство мелиорации и водного хозяйства СССР. Дело в том, что объекты, на которых мы работали, были приграничными и поэтому они считались не только важными, но и стратегическими. Отчеты были приняты, мы получили благодарность от Госкомгидромета СССР и премии и нас оставили в центре. Мы вообще-то каждый год получали какие-то премии и грамоты от высшего руководства службы, то есть за подписью «Юрий Антонович Израэль» (великан глобального масштаба). Год за годом охват нашей дальнейшей деятельности расширялся, мы начали работать в рамках всесоюзных программ по восстановлению Арала, по Каспийскому морю (закрытия залива Кара-Богаз-Гол) и т.д. И те годы с коллегами из САНИИ исследовали все водоемы в Аральском бассейне.
Было очень интересно: ездили, плавали, летали, выполняли эксперименты в рамках программы аэрокосмического мониторинга и т.д. В те годы я поступил в аспирантуру, в 1989 году защитил кандидатскую диссертацию по специальности «Охрана окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов». У меня был классный научный руководитель – Николай Гаврилович Харин. Он был великолепным человеком и великим ученым, академиком, природоведом и пустыноведом. Представляете себе, человек был академиком, участником войны, но не членом компартии. В те времена это было чем-то из ряда вон выходящим.
После защиты меня пригласили на другую работу в Туркменский Аэрокосмический Центр. Интересно, что пригласили меня туда в день защиты диссертации. Дело в том, что наш начальник был выдвиженцем Москвы, а я – от Академии наук Туркмении. Работал в центре заместителем директора по научной части, но кроме научной работы в мои обязанности входило привлечение местных специалистов – для того, чтобы они набирались опыта. В этом плане у нас был своеобразный договор.
Президентом Академии наук тогда был Агаджан Гельдыевич Бабаев, человек очень известный в научных кругах СССР, директор института пустынь АН СССР, председатель нескольких ученых советов. Я был лично с ним знаком. Правда, я был простым аспирантом-заочником, а он президентом АН. Но у него была одна характерная черта – он лично заслушивал аспирантов. Он знал, что я около двух лет работал в гидрометслужбе, и когда слушал мой отчет, ему понравилось, что все мои выкладки были не «кабинетные», а прямо «с поля», из лаборатории. Академик прекрасно был осведомлен о нелегком труде гидролога. Поэтому он привел в пример аспирантам-очникам мой практический отчет. Потом мы плотно с ним работали по различным проектам в рамках аэрокосмического центра. Надо сказать, что территория Среднеазиатских стран, в том числе Туркменистана, труднодоступная и дистанционная информация очень важна. Мы разрабатывали методы исследования природных ресурсов с помощью аэрокосмической информации, разрабатывали очень много карт, в том числе географического атласа Туркмении, карты селевой опасности и т.п., собирали информации не только в направлении окружающей среды, но по вопросам инфраструктуры, землепользования. Учитывая, что мы работали в приграничной зоне, к нам обращались и военные.
– Кстати, вы наверняка близко знакомы с проблемой Аральского моря, от которого сегодня на территории Казахстана осталось небольшое озеро.
– Все дело в том, что гибель Арала предсказал в середине 60-х годов прошлого века один из советских академиков (Фёдоров, Евгений Константинович, советский геофизик, бывший начальник Гидрометслужбы СССР). Видимо, он уже тогда понимал, что человеческая деятельность движется не в том направлении. Поэтому в гибели Арала не следует искать естественных природных причин. Здесь действительно имел место человеческий фактор, то есть интенсивный рост населения, которому, естественно, нужна была вода. Дело в том, что большая часть населения Среднеазиатских стран занимается сельским хозяйством. То есть основная причина – это отвод воды на орошение. Гибели Арала можно было избежать с применением современных технологий. Но тогда все каналы были чисто земляными, а если учесть, что в Средней Азии в основном песчаная почва, потери воды были колоссальными. Представьте себе Каракумский канал, который берет начало из Амударьи. Раньше, когда я там работал, канал доходил до города Кызыл Арват (Западный Туркменистан, а сейчас, говорят, по трубопроводу подошел к Туркменбаши (Красноводск). Это почти полторы тысячи километров не бетонированного канала. Он забирает из Амударьи 13 миллиардов кубометров воды. А теперь представьте себе, что сток нашей Куры всего 16 миллиардов кубометров воды. И потери Каракумского канала практически 5-6 миллиардов кубометров воды. Это почти как сток нашей реки Араз. А ведь там не только Каракумский канал, их несколько. Мы тоже над этим работали, и у меня по этому поводу была статья (в журнале «Собеседник»).
Вы наверняка помните идею переброски сибирских рек в Арал? В рамках этого проекта изучались Сырдарья, Амударья, горные реки Средней Азии, ледники. Тогда предполагалось из сибирских рек забирать 25 миллиардов кубометров воды и перебрасывать в Аральское море. Говорят, что в рамках проекта было потрачено много денег. Речь идет по ценам тех лет около 80 миллионах долларов, что в масштабах СССР было не так много. Вокруг этого проекта были самые противоречивые мнения, но если вы мне зададите вопрос о его целесообразности, я отвечу однозначно – проект был нужен!
– И что, сегодня ничего уже нельзя сделать?
– Очень сложно, более 30 лет не существует огромной страны, бывшие страны СССР получили независимость. В бытность СССР была возможность хотя бы использовать дренажные воды, которых в Средней Азии очень много, приостановить процесс гибели моря. Но сейчас эти страны не могут договориться. Хотя по Аралу в этих странах есть
какие-то проекты, даже международные комиссии, но дело с места не сдвигается. Если не считать попыток Казахстана сохранить то, что осталось от Арала. В принципе и сейчас есть возможность как-то возвращать воду в Арал. Дело в том, что после орошения образуются вторичные, коллекторно-дренажные воды. Вопрос: куда они идут? Дело в том, что от этих вторичных вод образовались огромные озера. Много их под Ташкентом, а в Туркменистане на границе с Узбекистаном возникло озеро Сарыкамыш общей площадью почти 3 тысячи квадратных километров. В этих странах эти воды используют, так сказать, для обводнения пустыни, ее озеленения. При этом не понимают, что просто засоляют пустыню. А ведь эти воды можно было направить в Арал, причем самотеком.
– Вы вернулись в Азербайджан. Только из-за развала большой страны или были еще причины?
– Разумеется, развал страны – один из факторов моего возвращения, хотя надо сказать, что в Средней Азии он не очень сильно ощущался. Наша организация была переведена в Россию, многие сотрудники уехали. Мне тоже предлагали остаться в России, обещали все условия. Но я не согласился и вернулся в Баку. Скажу честно, сыграл свою роль и патриотизм, страна стала независимой, ей нужны были специалисты. Написал письма в ряд организаций с указанием того, что хочу служить родине. И надо сказать, получил несколько предложений из Академии наук, Аэрокосмического агентства, Гидрометслужбы и т.д. Я приехал в Баку, встретился с представителями этих организаций, но выбор остановил на гидрометеорологии, потому что эта сфера мне ближе всего, более того опыт работы был богатый. Сперва работал руководителем Центра гидрометеорологии Каспийского моря, который я фактически создал. Было очень интересно работать самостоятельно. Дело в том, что в советское время всеми вопросами гидрометеорологии Каспия руководила гидрометеорологическая служба Азербайджана. То есть вся сеть наблюдений – Дагестан, Астрахань, Казахстан, Туркменистан – управлялась из нашей страны. Но развалился Союз, вся система сбора информации отошла независимым странам. Естественно, отразилось это и на кадрах, многие уехали в Россию, другие страны.
Но надо было работать, причем уже самостоятельно, и первой работой было создание Каспийской программы по гидрометеорологии и мониторингу. Тем более что стояла проблема подъема уровня Каспия. Нужно было восстановить все связи и подключить к этому Иран. Было тяжело, зарплаты низкие, оборудования практически не было. Помню, мы с моим заместителем из двух самописцев собрали один, но работающий. Установлен самописец был в бакинской бухте. Вот так работали, наладили связи со Всемирной метеорологической организацией, поднимали многие вопросы, обменивались информацией.
В 1994 году меня перевели на должность заместителя председателя Государственного Комитета по Гидрометеорологии, я курировал почти все специализированной деятельности, сбора информации, синоптику, прогнозирования, упреждения, обработку данных, международные связи и т.п. В 1992 году в Рио-де-Жанейро была принята конвенция ООН по изменению климата. Правда, Азербайджан присоединился к ней в 1995 году. Могут спросить: а почему так поздно? Причина оказалась в нашем МИДе, где эту конвенцию просто положили под сукно. Потом этот документ оказался у «правильного» чиновника, который и поднял этот вопрос. Мы начали интенсивную работу по подготовке к присоединению к конвенции, я перевел ее на азербайджанский язык, мы передали перевод в соответствующую комиссию Милли Меджлиса, который позднее ратифицировал его. Далее мы получили новый проект, составили первое сообщение по изменению климата. В 1997 году мы участвовали в работе конференции в Киото, где был подписан небезызвестный «Киотский протокол». Мы подготовили и текст закона о гидрометеорологической деятельности и защищали его в Милли Меджлисе. Мы очень тесно сотрудничали многими международными профильными организациями и специализированными организациями ЮНЕСКО, ЮНЕП, ПРООН, МАГАТЭ, ЕС и др., проводили переговоры и принимали активное участия в их мероприятиях, привлекали региональные проекты. Например, мы в рамках научной программы ЕС «Copernicus» с совместной командой Парижского Университета, Океанографической Комиссией ЮНЕСКО, Океанологической лабораторией МАГАТЭ, представителями Прикаспийских стран в 1997-1999 годах впервые мире в глубоководных впадинах Каспийского моря проводили международные экспедиции по изотопной гидрологии. Целью было исследование возраста донных отложений и молекул воды в глубоководных частях глубинах моря (700-1025 м), а также в лагуне Кара-Богаз-Гол и в крупных реках, впадающих в море с помощью естественных изотопов. C гордость хочу отметить, что мы были полноценной и самый важной стороной этого проекта и координаторам по региону. Я помню, в Париже мы презентовали наши видения и возможности и выиграли конкурс, в котором принимали участие и российские коллеги, также предлагавшие свои услуги. Сбор и обработка всей информации по региону проводили мы, экспедиционные исследования проводились на нашем исследовательском судне. Были получены колоссальные данные и очень интересные результаты об истории колебаний и водообмена Каспийского моря за последние 20 тысяч лет.
– Недавно в интернете появились шокирующие фотографии реки Кура, которая обмелела настолько, что ее можно было пройти вброд по колено. Что это было, на ваш взгляд?
– Комментариев по этому поводу было много. Были даже призывы срочно принять меры. Одной из версий было изменение климата. Но ведь изменения климата происходили и происходят во все времена. Вообще, что такое климат? Климат – это многолетняя изменчивость погодных условий. Будет увеличиваться концентрация парниковых газов или нет, не имеет значения, климат все равно будет меняться. Маловодные годы были и раньше, и этот год тоже не самый маловодный. Понимаете, мы все привыкли, что весной формируется больше воды. Но этого в этом году не произошло, потому что зимой в горах, где в основном формируются водный сток, не было достаточного снежного покрова. Если помните, в мае, который в этом регионе считается влажным месяцем, вообще не было осадков. Осадки пошли в середине июля, а август вообще был аномальным. Понятно, что маловодность коснулась и наших соседей – Турции, Грузии, которые пользуются водой из Куры. Если не ошибаюсь, Турция на Куре тоже построила водохранилище, что могло содействовать задержке водостока. Из реки Араз Иран бесконтрольно забирает воды для орошения, в Армении задерживается часть стока воды через гидроузлы Севанского бассейна и др. Одним словом, причины как объективные, так и субъективные. Вегетационный период начался в апреле, пик наступил в июле, а вот водохранилища оказались не готовыми к оросительному сезону. То есть прогнозы не оправдались, осадков не было, и водохранилища оказались полупустыми. На мой взгляд, происходит смещение сезонов, зимы теплые, осадки, если и бывают, не формируют сток реки. Поэтому управлению водохранилищ следует учитывать эти перемены, смещение сезонов.
– Мы говорили о существенных потерях воды в каналах, которые в абсолютном большинстве земляные. Но ведь такая проблема есть и у нас – Верхне-Карабахский канал, Ширванский канал и множество других. Ну, не считая Самур-Дивичинский канал, который существенно приведен в порядок.
– Вся система водозабора, перераспределения водных ресурсов давно устарела, надо ее совершенствовать. И не только каналы, а всю систему. Нет практически учета, все делается на глазок. Что касается водохранилищ, строительство гигантских уже давно стало предметом серьезной критики. Они занимают большие территории, потери воды на испарение очень высокие, нарушают сейсмостойкость региона. Но, с другой стороны, есть и преимущества. Например, Мингячевирское водохранилище задерживает огромное
количество воды, затем самотеком орошает большие территории. С другой стороны водохранилища заиливаются, мелеют, что тоже надо учитывать. В стране около 150 малых и крупных водохранилищ, и они построены в 50-60-х годах прошлого века. Необходимо их заново инвентаризировать, изучать их состояние, какой уровень заиливания, насколько они выгодны или не выгодны. Это огромная работа.
– Чем сегодня занимается «Иглим»?
– Ну, если коротко, «Иглим» занимается вопросами инженерно-изыскательными, исследованиями и проектными работами по окружающей среды. Мы делаем инженерные и исследовательские работы по окружающей среде для различных проектов – инфраструктурных, горнодобывающих, разрабатываем документы по окружающей среде, занимаемся вопросами оценкой исследований исходной ситуации, реабилитации земель, озер, речных бассейнов и т.д. Компанию мы создали в 2004 году, а после 2008 года активно работаем с государственными и зарубежными компаниями. Более всего нашими клиентами являются иностранные компании, которые выполняют в стране определенные проекты. Последнее время плотно работаем с нашими государственными компаниями.
– Наша беседа совпала с великим событием для нашего народа – Победой в Отечественной войне! 30 лет наши земли находились под оккупацией армянскими сепаратистами. Наша доблестная армия под руководством Верховного Главнокомандующего Ильхама Алиева сделала то, что не смогли сделать (а, может, и не желали) ООН, Минская группа ОБСЕ, многочисленные международные организации. Карабах снова наш, Карабах – это Азербайджан! Какие экологические перспективы открываются у нашей страны в связи с деоккупацией земель?
– Карабах – это кладезь, и не только экологический. Это сердце азербайджанской культуры. С возвратом наших исконных земель к нам, не побоюсь этого сравнения, вернулась душа! У нашего народа больше нет комплекса побежденного в Первой Карабахской войне – из-за неравных сил, бездарного командования, колоссальной помощи армянам извне. Мы будем расти и развиваться – свободными, счастливыми, уверенными в себе!
Что касается экологии, то из-за неправильного, вредительского, варварского использования земельных, природных и водных ресурсов страдали не только Карабахские земли и земли прилегающих районов, но и весь Азербайджан. Те земли в Карабахе,
которые нужно было осушать, армянами сознательно заболачивались. Те, которые надо было, наоборот, орошать, превращались в пустыню. Вырубались леса – бездумно, бессмысленно, жадно; разграблялись недра; водоемы и реки использовались словно сточные канавы; уничтожался животный мир, бесконтрольно плодились паразиты – как насекомые, так и животные (один пример одичавших свиней чего стоит!); сельское хозяйство велось настолько дилетантски, что просто удивительно, как там вообще что-то росло. Видимо, сама земля старалась хоть как-то сохранить себя. Природа – она умнее человека!
Соответственно, другие земли Азербайджана от этого очень страдали. В Карабахе ежедневно, ежечасно происходило экологическое преступление. – зверски, варварски, с тупым упорством временщиков. И это, кстати, косвенное доказательство, что армяне в глубине души не считали эти земли своими. Потому что, если это твоя земля, ты будешь о ней заботиться, ты каждый кустик, каждую пичужку и зверька будешь считать своим родным. Простой пример: в своей квартире ты не будешь устраивать отхожее место посреди гостиной, будешь чинить бытовые приборы по мере необходимости, латать крышу, наводить чистоту. А если эта квартира чужая? Если ты выгнал из нее хозяина и живешь в ней, пока тебе позволяют? Точно так же и с природой. Не твое – значит, можно гадить и не беречь.
Отсутствие у армян навыков в сельском хозяйстве тоже, кстати, говорит о том, что армяне – племя кочевое, они не насельники, как азербайджанцы, а кочевники. А кочевники и экологичное сельское хозяйство, грамотное животноводство – понятия из параллельных миров.
Но я знаю, что после освобождения наших земель руководство страны и лично Президент приложат все усилия, чтобы восстановить эко баланс. Процесс восстановления утраченного, испорченного, покаленного, сознательно уничтоженного начался буквально на следующий день после Победы. Примеры тому – Суговушанское водохранилище, Хураферинская ГЭС. И дальше таких примеров будет все больше и больше. Мы – нация созидателей, а не разрушителей!
– Насколько мне известно, вам исполнилось 60 лет. Что это для вас – срок, чтобы взглянуть назад, на сделанное, или продолжать работу?
– Конечно, продолжать работать. Самое главное, что я занимаюсь любимым делом. Для человека это солидный возраст, но для ученого – мизер времени, нам его вечно не хватает. В то же время – это возраст, когда следует проанализировать сделанное и наметить дальнейшие планы. Объять необъятное невозможно, хотя и хотелось бы. Но, увы. Умный человек не может себя переоценивать и признает: многое хотел бы сделать, но не смог. Хотя опускать руки тоже не следует, впереди жизнь и непочатый край работы.
– Примите поздравления и пожелания дальнейших успехов.
– Спасибо
Али САИДОВ, Заслуженный журналист Азербайджана
Источник: https://br.az/economy/67041/kaspiy-meleet/